Как бы сайт

Первого сентября просыпаться мне было обидно.
Не то, что бы в школу не хотелось (хотелось ещё как!), просто лето, целое лето прошло, ухнуло шалым филином из ночного дупла, и — шасть — нет его. Жалко же..
А ведь лето — это маленькая жизнь, как поняли потом мы все, а спел только Митяев. Но это было потом, совсем потом, когда просыпаться было больно, а засыпать — страшно. Когда деньги были мусор, а на день рождения дарили патроны и спирт. И маленькая жизнь была так прекрасна, так желанна и так бесценна, в буквальном смысле, ибо стоила не больше подаренного патрона, если не повезёт.
Мне — повезло. Я вообще — везунчик. Видимо Тот, Кто Делает Человеков, зачем-то меня возлюбил. И отметил меня для Судьбы, чтобы не обижала — прилепил две маковки на темечко.
..Бабушка говорила: у кого на темени две маковки — того боженька любит. И целовала в темечко, вытирая вдруг покрасневшие глаза уголком платка. Платки у неё были красивые. Как поле за огородами — до самой Волги усыпанное васильками, ромашками, ещё какими-то цветами, яркими, я таких больше нигде и не видел, даже в горах, когда шесть суток полз на брюхе по чужой фауне, и нюхал её, и спал на ней, и жрал её, и чёрт его знает, как не потравились, даже поноса ни у кого не было, и в животах не урчало. Наверное, от страха. Наверное, в минуты смертельной опасности в организме включатся запасные торсионы; пробуждается, спящее в повседневности, могучее эго; открываются второе дыхание, третий глаз, шестое чувство. И в этом (жаль недолгом) состоянии мы можем левитировать и читать мысли, предугадывать и предсказывать, поднимать 90 с лишним килограммов живого, но бессознательного веса и тащить шесть суток по лесам и ущельям, жрать что попало и замирать на одной ноге, как богомол, и почти не дышать и стать невидимкой, и даже не замычать, когда ржавый штык, шурша листвой и мясом, входит меж рёбер, тать, и как тать, уходит, унося горячую кровь, невидную на ржавом, теперь тёплом, металле.

Я везунчик. Я видел Терек и Дарьяльское ущелье, о которых пели мои родители. Кому не повезло — остались там. Как у Лермонтова:
..И с плачем безгласное тело
Спешили они унести..

А я? Вот он я — везунчик. Просыпаюсь 1-го сентября, а в школу не иду. Обзавидуйтесь, пацаны.
Не иду, да..
Я бы пошел. Прошелся бы по классам, зашел в спортзал,— там нас физрук учил прыгать через козла.. Дурак физрук. Надо было учить закапываться и сливаться с местностью. А через козла не перепрыгнешь. Штабной козёл нашу роту продал за ворованные жигули.

Из спортзала — налево, по лестнице на пол-этажа — актовый. Здесь нас принимали в пионеры и накачивали мантрой: будь готов! И мы клялись, что всегда готовы. Нам только забыли сказать — к чему. А мы и не спрашивали, искренне веря. И неожиданно оказалось, что ни хрена мы не готовы. Убивать не готовы. Умирать — не готовы. Теперь вот не готовы прощать и забывать.

О, вспомнил, вон там, на втором этаже, в конце коридора предпоследняя дверь — НВП. Начальная Военная Подготовка. Сука энвэпэшник, за два года только и научил, что разбирать-собирать автомат. Сам бухал за ширмой, а нам ставил пятерки. Их и обмывал, наверное. Видел его недавно, 9-го мая. Толстый, розовый, задорный, грудь в орденах. Придерживал военкома под локоток и что-то пел в ухо. Судя по довольной мине военкома, медалек к следующему празднику у энвэпэшника прибавится.
А у меня тоже есть. Знак «За службу на Кавказе». Цена на черном рынке — 10 баксов.

Эх, сходил бы в школу, зашёл к училке русского и литературы, рассказал бы, что лазил по тем самым горам, по которым ступал обожаемый ею Лермонтов..
Сходил бы, да нечем. Остались мои ноженьки где-то под Ногамирзин-Юртом. Ноги — в Ногамирзине. Символично..
А русское название посёлка вообще как издёвка: Братское. Там и остались братушки, как есть в братской могиле — тесной, да не в обиде. Некогда было хоромы копать, да и не обидятся они. Мертвый солдат — спокойный солдат. Каши не просит, за боевыми не придет. На пайке можно заработать, и боевые ещё полгода начислять, как живому. Да, товарищ военком?
А, хрен с вами. Мне, везунчику, на вас положить с прибором.
Прибор мой, правда, тоже где-то там, меж ногами и братушками, а всё равно: я — везунчик.

Я — везунчик, блять!

Я ещё просыпаюсь.