Как бы сайт

– У тебя в животе урчит, – сказала Лейка заговорщицким голосом, словно открывая тайну.
– Есть хочу. Как сто китайцев, – я осторожно потянулся, стараясь не потревожить Лейкину голову на своем животе, – там пирожков не осталось?
– Неа. Твои китайцы слопали их ещё утром. И вообще всё съедобное в пределах досягаемости. И опять урчат.
Мой живот мелко задергался, это Лейка тихонько хихикала.
– Ах, так?! – я мстительно сел и Лейкина голова скатилась мне на колени, – Значит, я один всё съел?
– У тебя тут ухо, – она ткнула пальцем в мой живот, на котором краснел отпечаток её уха, похожий на ракушку. С серьгой.
– Сама тутуха, – Я вытянул шею и посмотрел на наши Часы.
Мы так их и называли, с большой буквы — Часы. Сделали мы их недели три назад, когда случайно обнаружили, что один из якорей изо дня в день, из месяца в месяц остается на одном и том же месте. Частенько сюда наведываясь, мы давно заметили, что якоря только кажутся вкопанными навечно. А на самом деле то и дело оказываются в разных местах, будто кто-то складывает неведомый пасьянс, а он никак не складывается. И расстроенный кто-то всё складывает и складывает, всё тасует колоду якорей.. Только старенький, обшарпанный, длинный и худой Шарпонтье незыблем, словно уперся веретеном в небо, отщелкивая тенью часы, дни, и, кто знает, может и века.
Первое время любопытная Лейка пробовала рисовать карты, устаревающие на раз, связывала якоря веревочками, исчезающими к следующему приезду. Однажды весь день вешала бирки, которые неделю любовно вырезала из цветного картона и что-то там чертила, высунув от усердия язык, намереваясь отбирячить (так и сказала) все, от мала до велика, якоря. Правда, пыл её поугас, когда, приехав на Поле следующим утром, мы не нашли ни одной бирки на ехидно торчащих из совсем других дюн якорях..
У меня были кой-какие мысли на счет нестабильности пространства и странностей течения времени на Якорном Поле, (мы могли уехать часов в восемь утра, проваляться весь день на пляже, вернуться разморенные, голодные (как сто китайцев) и обнаружить, что времени прошло всего-то часа два-три). С часами была постоянная путаница, поэтому мы перестали их с собой брать, соорудив тут, на месте, песочно-якорные часы, довольно точные, кстати. Точные не по обычному, не по питерскому (ну, или московскому, если угодно) времени, а по местному, якорнопольскому. Мы уже научились соразмерять и переводить одно в другое.
Мысли мои по поводу нездешнести Якорного Поля, относительности времени, проколов меж измерениями, которыми я считал некоторые станции метро, были столь сумбурны, неопределенны и антинаучны, что я не говорил о них никому, даже Лейке.
Тем более — Лейке.

Она обладала удивительным даром — делать понятным и простым всё, что её касалось. И, хвала хранителям, теперь её касаюсь я. Не в том смысле. Нет, и в том, конечно, тоже. До мурашек и щекотного замирания в груди, до звенящей пустоты в животе, как на качелях, когда сверху — вниз… Это, конечно, тоже.. Но я бы, наверное, согласился быть и просто Лейкиным другом.
Хм.. Тогда уж, скорее, — подругой.
Мда.. и вечерами, при свете неяркой лампы под желтым тряпичным абажуром, закутавшись в клетчатые одеяла, сидя в панцирных гнездах казенных кроватей напротив друг друга, мы бы болтали о выкройках и рюшках, о диете и ценах, сплетничали о Казанцевой из двести пятой и дурацком романе Соньки и Кляя, о женихах и ухажерах.. И не было бы у меня тогда никаких таких мурашек и не проваливался бы я в её глаза, и не смотрел зачарованным кроликом как шевелятся её некрашеные яркие губы, не понимая, не слыша смысла слов, вот как сейчас…

– ..о-о-жи-ик.. – донеслось издалека, приближаясь, – Ты где?
Я вдруг обнаружил, что Лейкин нос уткнулся, сплющив, в мой, а глаза, в паре сантиметров от моих, слились в ещё один, третий, на лбу. Как у Шивы.
– Я тебе говорю, говорю, а ты где? — обиженно протянула Лейка, чуть отодвинувшись. И тут же хихикнула, – Китайцев своих заговаривал?
– Да нет, – как бы оценивающе я посмотрел на неё, – думаю, кем бы их накормить.
И сделав свирепое лицо, начал вставать.
Лейка взвизгнула, взметнулась, подняв фонтанчик песка, и помчалась к воде, сверкая незагорелыми пятками, оставляя за собой неровную дорожку многоточий.
Как от калаша, — подумалось почему-то и не вовремя.

А Лейка с парапета метеорологического павильона спрыгнула в мою жизнь очень даже вовремя. К тому времени я не то чтобы потерялся в реальности, а ещё не нашелся.
Вот Лейка меня и нашла.
Вообще-то, я считал, что это я её нашел, ну, да какая разница. Главное, что мы нашлись и друг у друга теперь были. Как ёжик и медвежонок из любимого мультика. Лейка меня сразу так и стала называть — Ёжик. Но это не потому, что мультфильм. Просто у меня стрижка такая, короткая, а волосы растут вверх и немного в разные стороны. Вот и получается немножко ёжик на голове. А ещё Лейка говорит, что я колючий, как ёж. Но не по-плохому, а это такая защитная реакция на недоброту окружающей реальности. А если меня окружить ей, Лейкой, то я перестаю быть постоянно начеку, прячу колючки и становлюсь очень даже употребим и наружно и внутренне. Так она говорит.
А я прямо таю, и внутри всё куда-то падает, когда она близко-близко, смотрит мне в глаза сине-зелено и тихо так, с придыханием: «й-о-о-ожи-и-к..»
И мне прямо самому хочется, чтоб из меня веревки вили. Из счастливых веревок получается такелаж для парусов. Из брошенных – петли.
Я никогда её не брошу, чессслово. И Лейка поклялась любить меня в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас.. Когда Лейка это говорила, глаза у неё стали.. как Бог. А голос – такой, будто до этого во вселенной вообще звуков не было, никаких.
Так и сказала: «пока смерть не разлучит нас».. Ничего не требуя взамен, кроме одного: меня.
Всего, безотлучно и ни с кем неделимо.
А я и рад…

Лейка убегала, чтобы я её поймал. Я мог бы догнать её раньше, почти сразу, но позволил оторваться метров на пять, бежал за ней и чувствовал, и знал, что улыбаюсь сейчас от уха до уха (улыбочка до ушей, хоть завязочки пришей, говорила мама).
Святые хранители, как хороша! Я словно снимал замедленное кино, рапидная съёмка на 40 камер, как в Матрице. А может это мы вывалились (или ввалились?) из нашего в местное время Якорного Поля.
..Хотя нет, тогда бы все вертелось быстро-быстро, как пластинка на 76 с лилипутскими голосами… Или нет?.. Или как раз вот так бы, тягуче-неторопливо бы всё и происходило? ..Бы? ..Ведь день, проведенный здесь равен паре часов там, в Питере. И с точки зрения любого местного (якоря, что ли? – хихикнул мысленно) мы происходим ме-е-едленно, как пузырьки в сиропе, как раз так, как я вижу убегающую от меня в радугу аппетитно-шоколадную Лейку.
И без того узкий купальник съехал и съёжился на бегу, открывая незагорелую полоску бедра. Не белую, просто чуть менее смуглую. Она вся такая – и грудь, и подмышками, смуглая маленькая восточная женщина, дальний потомок древнего тейпа, почему то влюбленная в меня.
Она вдруг резко останавливается, разворачивается и замирает раскинув руки. И мир становиться шире на взмах и дольше на взгляд. И тихонько звенят, расставаясь друг с другом, искорки брызг.

Щщщёлк! – кончилась матрица, время ускорилось и побежало привычно стремительно. Я не успеваю затормозить, мы падаем, здесь мелко, но лёжа нам – с головой. Пугаюсь за Лейку, боюсь, что она нахлебается, хочу встать, но что-то держит – Лейка обняла меня и не может разжать рук, сросшихся за моей спиной.
Мы лежим под водой, она смотрит на меня широко и прозрачно, и что-то говорит, смешно пуская пузыри.
– Ты меня лю? – непонятно как слышу я.
Вместо ответа зажмуриваюсь и целую её в невообразимо долгий засос, и только начав задыхаться, поднимаюсь из воды вместе с Лейкой и моментально пугаюсь: она безвольно обмякла в моих руках и, кажется, не дышит. Я не знаю что делать,- мне некуда её положить, до берега метров пятьдесят.. Не успеваю додумать и сделать хоть что-нибудь, как Лейка открывает глаза, показывает мне язык и выскальзывает из моих рук, заливаясь рассыпчатым смехом.
От неожиданности я с громким шлепком плюхаюсь, подняв брызги, а Лейка, смешно задирая ноги, улепетывает от меня к берегу.
– Ну, погоди, – ору вслед и остаюсь сидеть.
Мне хорошо.
Я смотрю из-под ладони на ладную фигурку, сидя по грудь в чистой до сини воде, плечи печет не по-питерски жаркое солнце, и я почти счастлив.
Совсем не хочется возвращаться.
Даже думать об этом не хочется.
Но я думаю.

. . .

А ваши коменты со старого как-бы-сайта я графически увековечил и запихнул под спойлер 😉

открыть спойлер, нажав эту длинную дурацкую кнопку