Как бы сайт

..как мы познакомились? Да банально, на Невском.
Ну, почти на Невском — на Малой Конюшенной, если уж точно. Наши тогда выиграли бронзу Европы. Ночные улицы городов, только что пустые, как норки старого крота, в минуту заполнились ликующими людьми, российскими флагами и банками из-под пива.
Всё, что могло издавать звук — его издавало; всё, что годилось под тосты, было употреблено; все обожали нашу сборную, Хиддинка и друг друга. И счастливые гаишники орали вместе с нарушающими всё и вся водителями: «Россия, вперёд!»
На высоком парапете метеорологического павильона, кем-то туда закинутая и там на радостях забытая, сидела она. Болтая ногами, улыбаясь, салютуя в ответ приветственным крикам проплывающих мимо компаний.
Ей страшно надоело, но она боится прыгнуть – подумал я. И, словно услышав, она уставилась на меня сверху и не очень решительно, одними губами беззвучно шепнула:
– Забери меня отсюда?

На земле и вблизи она оказалась на голову ниже меня, с глазами разного цвета.
Я не спешил разомкнуть невольные объятия, вдруг начав тонуть в этих желто-зеленых кошачьих глазищах..
А она смотрела на меня снизу вверх, кротко прижав руки к груди и вдруг сказала:
– Ой. Я сейчас описаюсь..
*

Лейка продавала книги в переходе метро, на котором можно было доехать куда угодно. Но это стало понятно уже потом, когда на станциях пели крысы, а бородатые мужики жгли костры из Крапивина и Хайяма, Ефрона и Воннегута…
Это уже потом желтый смешался с зеленым и поблёк, металлик победил и её воронёную чернь и мой русый..

А пока нас не удивляло, что на разных станциях — разные карты метро, что с Академической на Прибрежную попасть можно, а с Прибрежной на Академическую — никак. Что на станцию Мандельштама можно доехать только по выходным, с Маяковской, через Поцелуев Мост.
Нас не удивляло.
Мы были заняты,- у нас были мы.
Мы видели оттенки, не замечая пути.
И проспект Большевиков оказывался рядышком с Чёрной Речкой.
И время от Парнаса до Купчино — в один поцелуй..
Мы могли сесть на Балтийской и сойти на Нежинской площади. Нам нравилось покупать пирожки у толстой добродушной продавщицы в накрахмаленном переднике. Пирожки почему-то всё время были разные. Если мне попадался с повидлом, то Лейке — с клубничным вареньем. А если мы, едва дожевав, брали ещё, то у неё оказывался пирожок с малиной, а у меня — с чем-то вроде сладко-кислых одуванчиков..

На Якорном Поле мы бывали чаще всего.
Если выйти из метро, свернуть направо, потом между детским садом и гаражами, по подземному переходу — вот и попадешь на самое что ни на есть Якорное Поле.
Кто их сюда притащил, сколько и зачем,- я не знаю и по сей день. Однажды мы с Лейкой решили пересчитать их все, но сбились на второй сотне, поспорили, кто виноват, поругались, помирились, поцеловались опухшими губами и побежали купаться.
Со временем мы даже стали их узнавать. Это — кошка, это — грапнель. Вон тот, важный, — адмиралтейский. А там, за дюной, — Дрек и два бульдога, они всё время вместе, когда бы мы ни приехали… Большие и маленькие, новые и покрытые заслуженной ржавчиной, они, казалось, меняются с каждым нашим появлением. Словно кто-то выкапывал и перетаскивал их с места на место, пока нас с Лейкой не было.
А иногда мы думали, что, может, здесь, на Якорном Поле, рождаются и живут якоря..

А на Безымянной всегда было пусто и грустно.
Мы иногда приезжали сюда.
Когда умерла её тётка в Саратове. Лейка хоть и не видела её никогда, а всё равно — грустно.
Когда в Японии случилось это страшное,- мы тоже, не сговариваясь, поехали на Безымянку.
И когда поссорились (один-единственный раз, чесслово) — я пошлялся, понуро шаркая по бетону, среди чужих, спешащих прочь, и поехал на Безымянную.
Лейка уже была там, сидела на теплых, протертых (кем?) ступеньках, положив подбородок на кулачки, глядя разными глазами в одну точку.
Я подошел, и, примерившись, виновато занял в пространстве и времени точку фокуса Лейкиных глаз.
Было тихо. Но не как в Мёртвом Месте, куда мы однажды сдуру заехали,- Безымянная шуршала, жила своей жизнью, хотя и поезда здесь ходили непонятно для кого и как-то странно — то за десяток минут пройдет несколько пустых поездов, то вдруг промчится не останавливаясь, полный кем-то нездешним, а иной раз сидишь полчаса, рельсы потрескивают, будто потягиваясь, а поезда всё нет..
Да и не выходил здесь никто, кроме нас с Лейкой.
– Не обижай меня, – попросила она, – У меня же больше никого нет..
*
…
– ..и завтра, и послезавтра, и потом. Представляешь, стоим мы в переходе, продаем книжки, подбегает пацан лет двенадцати и кричит: «Мам, пап, айда домой, Ромка с армии вернулся!»
И мы рассмеялись, каждый своему и по-своему, а, отсмеявшись, дышали уже одинаково вместе, её сердце билось, зацепившись за моё. Запрокинув голову, она близко и серьёзно смотрела мне в глаза, будто решая и решаясь.
..Смогла ли она угадать, как герой её любимой детской книжки, видела ли наше будущее в моих зрачках?
Надеюсь, что нет.
Нам ещё рано было становиться взрослыми. Мы ещё могли всё и хотели добра всем.
Смуглая, чуть восточно-раскосая, Лейка смотрела в меня и, надеюсь, не видела, что книги скоро станут никому не нужны, в переходах будут покупать души, а наш Ромка никогда не вернется из армии, захлебнувшись кровью перерезанного горла под стенами одного из красивейших храмов чужой страны…
Она, видимо, решила, зажмурилась, будто собираясь нырнуть в меня, вытянулась в тонкую отчаянную струнку навстречу моим губам, вверяя себя мне.

Всю-всю, навсегда-навсегда.

. . .

А ваши коменты со старого как-бы-сайта я графически увековечил и запихнул под спойлер 😉

открыть спойлер, нажав эту длинную дурацкую кнопку